Зеркало недели     Общественно политический журнал № 16 (441) Суббота, 26 Апреля - 7 Мая 2003 года   ПРАВДА О ЧЕРНОБЫЛЕ ЛЕЖИТ… В МОСКВЕ   Сергей ЯНКОВСКИЙ     Украина живет с чернобыльской бедой уже семнадцать лет и срослась с ней, к сожалению, навеки. Минувшие годы не уменьшили желание миллионов украинских граждан знать всю правду о причинах того колоссально-трагического, что произошло в теплую апрельскую ночь на Чернобыльской АЭС. Уходят в вечность ликвидаторы аварии столетия, но почему-то не убавляется число тех, кто и далее стремится отчаянно врать о причинах чернобыльской беды. Виноваты, мол, академики-ядерщики, которые изобрели плохой реактор, взорвавшийся неожиданно ни с того, ни с сего. Это не просто неверно, это чрезвычайно опасно. Если подобное вранье будет продолжаться, мы все на постсоветском пространстве всегда будем жить между катастрофами — то Чернобыль, то «Нахимов», то Бровары, то «Курск», то очередная шахта-убийца, то Скнилов… Кстати, в последнем случае, может быть, кому-то придет в голову обвинить в трагедии конструкторов КБ Сухого? Хочу напомнить тем, кто до сих пор ищет причины Чернобыля, — они давным-давно достоверно установлены усилиями следователей следственной группы прокуратуры СССР и полностью подтверждены в соответствующем приговоре Верховного суда. Эти выводы основаны на неопровержимых доказательствах.   Мне довелось быть участником этого расследования с первых часов после аварии до направления уголовного дела в суд. Это уникальное по своему документальному содержанию уголовное дело, состоящее из 57 томов следственных документов и многих приложений, доселе лежит мертвым грузом в архиве Верховного суда России. Многие из приложений до сих пор сильно «фонят», но зато заключают в себе убийственную по доказательственной силе информацию. Уверен, что о большинстве документальных данных многие в Украине даже не слышали. Дело-то было совершенно секретным, а первичные документы мы изъяли на станции незамедлительно, и к вечеру 28 апреля 1986 года они были уже в Москве. То, что потом изучали многочисленные специалисты, было в основном какими-то урезанными копиями или вообще фальсификатом. Со всей ответственностью заявляю, что следствие по «чернобыльскому» делу проведено в максимальной степени объективно. Никто конструкторов реактора не выгораживал. И в обвинительном заключении по делу, и потом в приговоре суда подчеркивалось, что развитие аварии происходило на фоне существенных конструктивных недостатков реактора РБМК-1000, которые, впрочем, при условии соблюдения персоналом регламентных требований не привели бы к нарушению условий безопасности эксплуатации. На момент чернобыльской аварии в СССР работало блоков с РБМК суммарной мощностью 14 млн. кВт. А чернобыльский четвертый — это лишь 1 млн. кВт. Все другие блоки работали в целом без особых эксцессов, и среди профессионалов считались наиболее надежными. Поищите, уважаемые читатели, хоть какую-то критику РБМК до Чернобыля — вряд ли найдете. Это после трагедии развелось множество «суперспециалистов», якобы давно знавших о недостатках РБМК и чуть ли не предсказывавших аварию. Это все наглая ложь — до аварии все были просто в восторге от наших РБМК и боготворили атомную энергетику. Нам удалось с большим трудом в ходе следствия добыть и приобщить к делу лишь одну докладную записку ученого Волкова, где очень убедительно и подробно были описаны опасные изъяны всех советских реакторов (прежде всего, кстати, не РБМК, а ВВЭР-1000, которые стоят сейчас на всех, кроме ЧАЭС, атомных станциях Украины). Насколько помню, этого Волкова тогда уволили с работы и признали идиотом… Материалы уголовного дела неоспоримо свидетельствуют о том, что руководство станции заложило основы аварии еще при приемке блока в эксплуатацию. Так, не был проверен и опробован проектный режим одной из систем безопасности. Но директор станции В.Брюханов, несмотря на категорическое запрещение правилами безопасности эксплуатировать ядерную установку без задействования всех, именно всех, систем безопасности, подписал акт приемки блока с оценкой «хорошо». Сам Брюханов по образованию не физик, а теплотехник, его главный инженер Н.Фомин вообще незадолго до работы на ЧАЭС был начальником района электросетей в г. Кобеляки Полтавской области. Ярким свидетельством его «компетентности»является хотя бы его заверение сразу же после аварии, что в случае необходимости блок может выйти на полную мощность сразу после ликвидации пожара… Очень метко на этот счет сказал академик А.Александров: «А там (на блоке. —Авт.) не было только защиты от дурака, задумавшего отключить защиту ради своего эксперимента». Именно чудовищный по глупости его организации эксперимент и «добил» реактор. Разрешение на проведение теста по проверке именно той системы безопасности, которая не была опробована при введении блока в эксплуатацию, дал главный инженер Н.Фомин, хотя такие действия должны в обязательном порядке согласовываться с главным конструктором и научным руководителем проекта. Осуществление эксперимента напрямую влияло на состояние безопасности реактора, это обязаны были знать и понимать руководители станции. Но Брюханов вообще ничего не знал (так он пояснял на следствии) о программе испытаний, начальник смены станции Б.Рогожкин (фактически «ночной директор») ее в глаза не видел. Начальник реакторного цеха О.Коваленко об испытаниях знал, но ему не доложили, что одновременно будут проводиться еще и виброиспытания ротора 8-го турбогенератора, который задолго до аварии имел недопустимую вибрацию и работать не должен был. А совмещение двух таких испытаний ученым и в страшном сне не приснилось бы… Немного поясню, в чем суть эксперимента. Дело в том, что энергоблок имеет многие системы, электропитание которых не должно прерываться ни на секунду. Это различные системы контроля, главные циркуляционные насосы (ГЦН). Последние обеспечивают циркуляцию через реактор тысяч кубометров теплоносителя (т.е. воды, которую реактор призван превращать в пар для турбин). Обеспечить электропитание этого жизненно важного оборудования даже в случае полного обесточивания блока и станции в целом (скажем, в маловероятном варианте какой-то глобальной аварии в электросетях) и должна была та система безопасности, без надлежащего проектного внедрения которой блок приняли в работу. Это система использования электроэнергии, которую продолжают вырабатывать турбогенераторы в режиме т.н. «выбега», то есть после прекращения подачи пара на лопатки их турбин. Внедрять на практике такую идею должны были те, кто ее и проектировал, но никак не эксплуатационщики, тем более с такой квалификацией, как Брюханов и Фомин. Нужно сказать, что в ту фатальную ночь (кстати, не было никакой необходимости заниматься такими опытами с участием ядерного монстра именно ночью) осуществлялась уже третья попытка прославиться внедрением режима «выбега», две предыдущие провалились, но без тяжких последствий — срабатывали существующие системы защиты. Программу последней трагической попытки разработал… бригадный инженер-электрик организации «Донтехэнерго» из г. Горловки Донецкой области Г.Метленко. Фомин программу утвердил, ни с кем не согласовав и даже не задумавшись над тем, что испытания напрямую затрагивают вопросы ядерной безопасности реактора. Более того, по предложению «Кулибина» из Горловки смонтировали и подключили самодельный нештатный управляющий прибор (т.н. «блок выбега»), то есть самовольно внесли существенные коррективы в электрическую схему энергоблока. Поскольку уверенности в том, как будет вести себя самодельный блок, не было решили отключить систему аварийного охлаждения ректора (САОР) для исключения возможности ее случайного срабатывания. (Потом, уже после взрыва, многие специалисты смены блока получили смертельные радиационные поражения при попытках вручную запустить эту самую САОР. Люди, стоя по колено в радиационной контурной воде, крутили маховики ручных задвижек САОР, пытаясь подать в реактор воду для охлаждения.) А до взрыва реактор почти полсуток работал в условиях искусственно созданной аварийной ситуации без системы аварийного охлаждения! Но и это еще не все. Зная, что в случае прекращения подачи пара на турбогенераторы (а именно это и предполагалось «метленковской» программой для обеспечения «выбега») обязательно сработает радикальная автоматическая защита (АЗ-5) и заглушит реактор, «изобретатели» грубо вывели и эту защиту из строя, оставив возможность заглушения реактора лишь вручную. Таким образом, следствием была установлено целая цепь по существу преступных деяний руководства станции и отдельных должностных лиц персонала еще до аварии. Об этом ядерные лоббисты предпочитают упорно молчать или врать, что вплоть до самого взрыва персонал действовал «регламентно». В ходе подготовки к эксперименту главные циркуляционные насосы были поровну подключены к различным источникам питания, причем снабжение электроэнергией одной группы насосов постепенно снижалось в связи с тем, что они были подключены к останавливающемуся турбогенератору. Вторая же группа насосов оставалась на постоянном источнике питания. Это сыграло роковую роль в развитии событий. Регламентом предписывалось, чтобы во время работы реактора в активной зоне находилось не менее 15 поглощающих стержней (т.н. минимальный запас реактивности). Это — минимум, позволяющий при любой ситуации заглушить реактор, при его отсутствии работать категорически запрещено. Но, как достоверно установлено следствием, за несколько минут до катастрофы запас составлял не более 6 —8 стержней. Более того, около 00 ч. 28 мин. 26 апреля 1986 года мощность реактора упала практически до нуля, он «провалился». В этой ситуации подъем мощности допустим лишь через трое суток, после прохождения реактором т.н. «йодной ямы». Заместитель главного инженера станции А.Дятлов, непосредственно руководивший преступным ночным действом, дал команду на немедленный подъем мощности и на отключение АЗ-5 теперь уже по параметру превышения давления в реакторном пространстве. После всех этих злодеяний приступили к опыту. Была прекращена подача пара на турбины. И по этому параметру автоматическая защита должна была заглушить реактор, но ее вывели из строя ранее. Включение всех главных циркуляционных насосов резко в этих невероятных и невообразимых с точки зрения здравого смысла условиях нарушило термодинамику в активной зоне. Насосы вошли в режим т.н. «кавитации», их клапаны стали закрываться, чудовищной силы гидроудары сотрясали здание блока. В результате колоссального повышения давления в реакторном пространстве разрушались технологические каналы и начался неконтролируемый разгон реактора на мгновенных нейтронах. Только в этих условиях, а никак не раньше, начальник смены блока А.Акимов закричал: «Глушим аппарат!!!», и старший инженер управления реактором Л.Топтунов стал жать вручную кнопку АЗ-5. Стержни защиты двинулись вниз и «зависли» — каналы-то были уже повреждены… Далее — взрыв, гибель людей и… мир получил катастрофу столетия. Просто удивляет упорное, тупое нежелание представителей ядерного лобби признать очевидное: не допустил бы персонал хотя бы треть тех грубейших нарушений правил безопасности, не взорвался бы «плохой» реактор РБМК никогда! Дело вовсе не в конкретной конструкции — команда, подобная брюхановской, взорвала бы любой реактор, в том числе и ВВЭР-1000.Только в этом случае последствия были бы куда более масштабными. Нашим лоббистам от ядерной энергетики выгодно валить всю вину за Чернобыль на покойных уже академиков-ядерщиков и… продолжать дело апрельских экспериментаторов. Почему давным-давно не работают первый и второй блоки ЧАЭС, ведь они от аварии не пострадали? Никаких объяснений этому не давали сторонники продолжения эксплуатации станции, проливая крокодиловы слезы по поводу остановки третьего блока, который является сиамским близнецом четвертого и работать не должен с момента аварии. А объяснение простое — первый и второй попросту угробили в результате грубых нарушений технологического регламента и вызванных ими аварий уже после апреля 1986 года. Поэтому решение покончить с ЧАЭС верное, но не из-за РБМК, а потому что нет дисциплинированного персонала. Именно поэтому крайне опасно достраивать блоки на Ривненской и Хмельницкой АЭС. Упорно поддерживается миф о том, что почти никто долгое время не знал о масштабах Чернобыля. Это совершенно наглое и бессовестное вранье. В материалах дела есть неоспоримые доказательства того, что всем, кто принимал решения, все было ясно с первых часов. Например, тот же Брюханов на следствии показал, что все понял в тот миг, когда около двух часов ночи увидел разрушенный блок, а еще через полчаса доложил об этом министру энергетики и электрификации СССР Майорцу, а тот сразу же — Н.Рыжкову… В материалах дела лежит магнитофонная запись разговора Брюханова с директором «Киевэнерго» Л.Сосюкиным, которому директор станции сказал почти все, и тот все понял. Это было примерно в 2 ч. 45 мин., а еще через 10 мин. Брюханов что-то нечленораздельно мычал на прямые вопросы руководителей пожарных. Примерно в 11 ч. 26 апреля мне лично пришлось допрашивать в Припятской МСЧ-126 старших дежурных электромонтеров Шаповалова и Лопатюка, которые однозначно сказали, что реактору «хана», так как везде на блоке они видели толстый слой графитовой пыли от оболочки реактора. Когда смена блока во главе с А.Дятловым около пяти часов утра вышла из помещения, Дятлов при всех изрек: «Под ногами — Хиросима!» (вся земля вокруг блока была усеяна светящимися кусочками графита). Все сразу поняли и прибывшие из Москвы члены правительственной комиссии во главе с В.Щербиной. Многое еще можно было бы сказать, но вывод, думаю, и так ясен — с враньем мы Чернобыль не преодолеем. А для того чтобы возможности для инсинуаций на эту тему существенно уменьшились, надо добиться возвращения всех материалов уголовного дела в Украину. на главную к карте сайта